События

Слуцкое Евангелие: утрата и обретение

12 июня 2003 года на проводившихся в Минске Епархиальных чтениях, посвященных 210-летию Минской епархии, митрополит Филарет (Вахромеев) представил участникам считавшееся утраченным уникальное рукописное Евангелие XVI века, известное в научных и церковных кругах как Слуцкое. Это была сенсация! Более полувека о судьбе памятника не имелось никаких известий — и вот Евангелие нашлось!

Напомним, появление этой рукописной книги связано с именем Слуцкого князя Юрия Юрьевича Олелько, отца святой праведной Софии Слуцкой. Хотя князь прожил недолгую жизнь — умер в возрасте 26 лет — он, так же как и его предки, Слуцкие князья, немало сделал для поддержки Православия и белорусской культуры. Считается, что именно он пожертвовал Слуцкому Троицкому монастырю «для вечное памети и богомолля благочествия светого» богато инкрустированные серебряный потир и архимандричий посох, которые на протяжении веков с особым благоговением употреблялись при богослужениях и считались едва ли не самыми ценными предметами монастырской ризницы. Но еще более важным даром князя стало рукописное Евангелие. Этот замечательный памятник письменности заметно выделялся среди прочих слуцких рукописей, да и вообще рукописной книги Беларуси. Его уникальность заключается, среди прочего, в том, что Священная книга была переписана самим князем, как об этом свидетельствует приписка, сделанная его духовником протопопом Малофеем на последней странице книги: «Не чудисе благоразсудителное читателю сее Светое Еуангелiе, которое самъ светое памети Юрій Юріевичъ Олелко княжа благочестивое слуцкое року 1585 самъ своею рукою власною переписавъ». Кроме того, на старинном серебряном окладе Евангелия, ныне уже утраченном, по свидетельству современников, имелась надпись: «Сие Святое Евангелие рукою власною Юрий Юревичъ Олелько княже Слуцкое во имя Пресвятыя Живоначальныя Троицы, Отца и Сына и Св. Духа вечныя часы до С.М, благочестивого архимандрии Слуцкой на вечнаго богомолья и спасения души своея, во незабудную память прародители своих К.С. родителей самого себя anno 1581 выписал, року Р.Х. 1582 июня 4 дня нодалъ».

Хотя традиционно Слуцкое Евангелие датируется 1582 годом, более достоверным всё же представляется 1585 год, указанный духовником Юрия Юрьевича, учитывая еще и упоминание о написании книги в период начавшейся болезни князя («и хороба приближалася»), от которой он вскоре и умер в 1586 году.

Так или иначе, примеры, когда вельможи сами брались за переписку богослужебных книг — а занятие это было весьма трудное, требующее соответствующей подготовки и вдобавок немалого терпения — крайне редки. Поэтому неслучайно в процитированной приписке слышится похвала князю: «тое учинилося от ревности великой ко благочестию светому». Примечательно также и то, что приписка с указанием авторства сделана не самим Юрием Юрьевичем, а лишь несколько позднее его духовником, который обращал внимание на желание князя скрыть факт собственной работы: «утаеваючи праци свои и кошты предъ человеки, тое тотъ князь учинивъ». Невольно слышатся здесь слова Священного Писания: «Не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас…» (Мф. 6: 1).

Слуцкое Евангелие представляет собой Евангелие-тетр (Четвероевангелие), писанное уставом на 256 листах формата in folio, т.е. самого крупного размера, когда страница равна половине размера типографского листа. Книга богато украшена цветными заставками в балканском и неовизантийском стиле, при выполнении которых использовалось даже золото. «Верх художественного совершенства», так оценивал оформление Евангелия один из авторов его описания в XIX веке: «Первые буквы каждого евангелия представляют собою прекрасные рисунки акварелью — голубая с зеленью краска, с золотом; текст писан чернилами; печатные буквы славянского алфавита, на вид как будто воспроизведены механическим способом; оговорки или отметки евангелия для чтения на известный праздник или случай внизу страницы написаны золотом, а зачала отмечены на полях киноварью; кроме того, при первой главе каждого евангелия имеется особый в начале страницы рисунок»[1].

Сегодня Слуцкое Евангелие широко известно не только в Беларуси, но и далеко за ее пределами во многом благодаря его факсимильному изданию, осуществленному в 2009 году при финансовой поддержке государства, а также многочисленным публикациям. Тем не менее, остается еще немало загадок в судьбе этого уникального рукописного памятника, связанных главным образом с XX веком. Попробуем разобраться и начнем с истории его обретения.

Сразу оговоримся, подробности этой истории крайне скудны. Евангелие было передано в конце 1980-х годов священнику Виктору Белякову. Согласно воспоминаниям последнего, приведенным в рапорте, Священную книгу он получил в дар зимой 1988/1989 или, скорее, 1989/1990 года от прихожанки минского собора в качестве благодарности за отпевание усопшего родственника. Она утверждала, что эту «очень ценную книгу» ее брат спас — то ли «от», то ли «из» огня. Запомним эту деталь! Некоторое время Евангелие хранилось у отца Виктора, который в 2002 году, осознавая его большую историческую ценность, решил передать памятник Высокопреосвященному Филарету, митрополиту Минскому и Слуцкому, Патриаршему Экзарху всея Беларуси.

Что было дальше, мы знаем. Теперь же вернемся на несколько столетий назад. Подаренное Слуцкому Троицкому монастырю князем Юрием рукописное Евангелие хранилось в обители с особой бережностью. Со временем оно было обложено дорогим серебряным окладом. Однако в 1870 году оклад был снят и вывезен в Минск. Это было связано с переводом всего штата Троицкой обители в новооткрытый минский Свято-Духов монастырь. Тогда из ризницы Слуцкого монастыря в Минск забрали почти всё самое ценное: все архиерейские облачения, шитые золотом и унизанные жемчугом, присланные в дар Константинопольскими патриархами, утварь, древние иконы[2]. Из старинных предметов в Слуцком монастыре осталось немногое, в основном принадлежавшее архимандритам, например, посох из слоновой кости, подаренный некогда архимандриту Михаилу (Козачинскому) Тобольским митрополитом Сильвестром (Головацким) и пр. Не тронули и предметы, подаренные монастырю князем Юрием Юрьевичем Олелько, поскольку на них имелись надписи, свидетельствующие, что они пожертвованы на поминовение: серебряный вызолоченный потир, настоятельский серебряный посох и рукописное Евангелие. Вот так Евангелие оставили, а его серебряный оклад забрали. С тех пор оно хранилось в простом бархатном переплете малинового цвета, «без всяких наружных украшений». И впоследствии эта Священная книга так и не нашла усердного жертвователя, который бы позаботился заказать для нее металлический оклад. А между тем на ее ценность неоднократно обращали внимание ученые специалисты. Составитель «Историко-статистического описания Минской епархии» архимандрит Николай (Трусковский) при описании Слуцкого Троицкого монастыря поставил это Евангелие среди монастырских святынь на третье место по своей значимости после нетленных мощей младенца-мученика Гавриила и святой праведной Софии Слуцкой. Осматривавший в 1878 году Троицкий монастырь русский археолог, этнограф и краевед, член Московского археологического общества Руф Игнатьев также обратил на это Евангелие особое внимание[3]. И не случайно в 1889 году Священная книга вместе с потиром и посохом экспонировалась на Московской археологической выставке, где слуцкие реликвии обратили на себя внимание ученых знатоков исторических древностей[4].

С восхищением о Слуцком Евангелии писал Ф.Ф. Серно-Соловьевич в историческом очерке «Древне-русский город Слуцк и его святыни», увидевшем свет в 1896 году[5].

Белорусский краевед А.К. Снитко в 1910 году опубликовал его описание в «Минских епархиальных ведомостях»[6], а в 1911-м — во втором выпуске «Минской старины»[7].

Известно, что в годы Первой мировой войны Слуцкое Евангелие вывозилось из Слуцка. Связано это было с событиями 1915 года, когда в результате широкомасштабного летнего наступления немецкая армия заняла значительную часть Белоруссии. Стремительное продвижение германских войск вызвало всеобщую панику и поспешную эвакуацию гражданских и церковных учреждений прифронтовых районов. Эвакуация затронула и слуцкие храмы, откуда вывозилось всё ценное имущество: колокола, утварь и пр. 8 сентября 1915 года из Слуцкого Свято-Троицкого монастыря в Бобруйск была перевезена рака с мощами святого мученика-младенца Гавриила[8]. Приблизительно в тех же числах в глубь Российской империи вывезли наиболее ценные вещи из монастырской ризницы, в том числе и Евангелие XVI века[9].

Когда к концу осени 1915-го фронт стабилизировался, эвакуированное церковное имущество начало постепенно возвращаться в места прежнего хранения. Поскольку мощи святого младенца Гавриила возвратились в Троицкий монастырь в 1916 году, можно предположить, что в том же году туда вернулось и Слуцкое Евангелие.

О его дальнейшей судьбе традиционно пишут, что после революции 1917 года оно попало в Белорусский государственный музей и до конца 1920-х находилось в его фондах. На самом же деле Евангелие до 1925 года хранилось в минском кафедральном Петро-Павловском соборе. А вот почему и когда оно могло туда попасть, попробуем разобраться.

Колоссальные перемены в общественную жизнь принес переломный 1917 год. Отсутствие гражданской дисциплины среди населения в новых политических условиях повело к разным отрицательным эксцессам в отношении представителей духовенства. Нередкими стали случаи, когда священнослужителей арестовывали по распоряжению местных исполнительных комитетов или даже по инициативе частных лиц, причем без предъявления уполномочивающих документов, без ясного определения вины[10]. С подобными неприятными явлениями столкнулась и братия Слуцкого Троицкого монастыря. В ночь на 9 марта 1917 года в обитель заявилась толпа вооруженных людей и без предъявления уполномочивающих документов учинила настоятелю и некоторым насельникам допрос: «кто бывает в монастыре, не было ли в предшествующие два дня каких-либо собраний?» Выяснив, что никаких собраний в обители не было, пришедшие удалились[11].

Следующий незваный визит произошел в ночь с 21 на 22 мая, накануне престольного монастырского праздника. Тогда в Троицкий монастырь явились комендант Слуцка подпоручик Вайтель, помощник начальника местной милиции Цвирко и председатель слуцкого Совета солдатских и рабочих депутатов доктор Лабенс в сопровождении вооруженного воинского наряда. Солдаты перекрыли все монастырские входы. В монастыре тогда находилось несколько сот богомольцев, пришедших ко дню храмового праздника и разместившихся на ночлег в коридорах монастырских помещений. Разбудив настоятеля архимандрита Афанасия (Вечерко), визитеры заявили, что пришли конфисковать брошюру с жизнеописанием мученика-младенца Гавриила, усматривая в ней погромную агитацию. В результате были изъяты бумажные иконки святого младенца и экземпляры жития «для предания огню»[12].

2 июля 1917 года в Слуцке открылся Уездный крестьянский съезд под председательством слуцкого уездного комиссара Р.К. Островского. Во время работы съезда Остров­ский сообщил депутатам, что обращался к министру народного просвещения Герасимову относительно устройства в городе белорусской смешанной (для мальчиков и девочек) гимназии и тот якобы разрешил открыть учебное заведение в здании Слуцкого Свято-Троицкого монастыря, «если со стороны духовного начальства не последует протеста». Вместе с тем комиссар заявил, что ему поручено «сорганизовать комплект учащихся для гимназии и открыть таковую с 1 сентября текущего года»[13]. Под учебное заведение комиссар предложил экспроприировать у монастыря корпус братского общежития и монастырский сад под сельскохозяйственное отделение гимназии. Имеющуюся при монастыре соборную церковь было предложено сохранить как приходскую для населения прилегающих деревень, а маленькую домовую использовать в качестве гимназической церкви для учащихся. Депутаты предложение поддержали.

3 июля комиссар озвучил постановление съезда архимандриту Афанасию и потребовал освободить братский корпус. Но получил категорический отказ, поскольку монастырское имущество по закону находилось в ведении высшей церковной власти, а самовольный захват чужого имущества специальным распоряжением Временного правительства был запрещен.

В тот же день архимандрит Афанасий написал обо всем случившемся рапорт Минскому епископу Георгию (Ярошевскому), прося защитить древний Слуцкий монастырь от посягательств. Вместе с тем отец Афанасий пророчески заключал, что даже в случае успеха «много появится на свет Божий Островских, которые под разными даже благовидными предлогами будут закрывать наши святыни, как вековой оплот православия и русской народности. Господин Островский публично в моем присутствии высказал, что при нынешнем строе в Русском государстве монастыри и монахи не имеют места»[14].

Получив из Слуцка известие о попытке захватить здания Троицкого монастыря, Минский епископ Георгий направил письмо губернскому комиссару. В нем преосвященный просил обратить внимание на незаконность постановлений крестьянского съезда, разъяснить слуцкому комиссару неправомочность его действий, принять меры к недопущению самоуправного помещения в Слуцком монастыре гимназии и вообще оградить его от произвола общественных организаций и должностных лиц. Но губернский комиссар, судя по всему, проигнорировал обращение.

Вместе с тем Слуцкий викарный епископ Феофилакт (Клементьев) пытался убедить комиссара Островского в незаконности его претензий на помещения и земли Троицкого монастыря, но безуспешно. Слуцкий комиссар категорически заявил, что через месяц здание монастыря будет занято под гимназию[15].

Встретив сопротивление духовных властей, Островский обратился за содействием в Исполнительный комитет солдатских, рабочих и крестьянских депутатов, который постановил удалить архимандрита Афанасия из пределов уезда как лицо, противодействующее «начинаниям социалистических организаций»[16].

Утором 13 июля Островский с группой лиц прибыл в Троицкий монастырь и объявил архимандриту Афанасию требование незамедлительно покинуть Слуцкий уезд без права возвращения. На просьбу дать время до дневного поезда, чтобы сдать монастырское имущество, настоятель получил отказ. Практически не дав время на сборы, его объявили арестованным и в сопровождении представителей Совета солдатских депутатов отправили на автомобиле в Бобруйск[17]. Оттуда архимандрит Афанасий поездом прибыл в Минск, куда 16 июля приехал и ризничий Троицкого монастыря иеромонах Евфросин, от которого Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов также потребовал немедленно покинуть пределы Слуцкого уезда без права возвращения.

Ризничий рассказал, что вскоре после отъезда архимандрита Афанасия комиссар Островский инициировал незаконные выборы нового настоятеля монастыря, которым стал 67-летний иеромонах Елпидифор. Это был человек с весьма скандальной репутацией, который многократно перемещался из монастыря в монастырь. За неблаговидное поведение он четырежды находился под запретом в священнослужении на продолжительное время. И теперь без утверждения в должности со стороны церковного начальства, чего, естественно, не могло произойти, Елпидифор узурпировал власть настоятеля Слуцкого Троицкого монастыря и незаконно стал распорядителем имущества.

Буквально сразу с позволения нового «настоятеля» в монастырском зале стали проводиться заседания разных комиссий, составляться проекты о переделке помещений под гимназию и пр. Для братии решили оставить всего несколько келий в нижнем этаже братского корпуса. Настоятелю выделили помещение учителя монастырской школы, а ее класс забрали для нужд гимназии. Как только иеромонах Елпидифор подписал контракт на отдачу монастырского корпуса под гимназию, Островский сразу же на правах ее будущего директора въехал с семейством в монастырь и поселился в настоятельских покоях. Для нужд гимназии и своих собственных комиссар конфисковал монастырскую мебель и начал производить в монастыре перестройку — ломку стен и пр.[18]

Возмущенный и потрясенный произошедшими событиями архимандрит Афанасий писал в очередном рапорте на имя Минского епископа: «Слуцкий монастырь пережил татар, войну со шведами и поляками, многие княжеские междоусобицы, войну Литвы и Польши с Россией, Отечественную войну с французами и никогда он ничего подобного не испытывал, что сейчас испытывает»[19].

26 июля 1917 года Святейший Синод вынес решение по поводу событий в Слуцком Троицком монастыре. Принимая во внимание все обстоятельства, Синод постановил освободить архимандрита Афанасия (Вечерко) от должности настоятеля, чтобы не раздражать местных представителей народной власти. Вместе с тем, «для спасения Слуцкого монастыря как исторической святыни и для лучшего устроения православного дела в Слуцке и соседних местностях», викарию Минской епархии епископу Феофилакту, проживавшему в Минске, Синод постановил иметь пребывание в Слуцком Троицком монастыре «с назначением его настоятелем сего монастыря». Тем же синодальным постановлением иеромонах Елпидифор, незаконно занявший должность настоятеля, запрещался в священнослужении, и в отношении его избрания и обстоятельств прежней жизни было начато расследование[20].

Неизвестно, исполнил ли преосвященный Феофилакт синодальное определение, поскольку в начале августа он уехал в Москву для участия во Всероссийском Поместном Соборе, а в ноябре был назначен епископом Елисаветпольским, викарием Тифлисской епархии[21].

Захваченные монастырские здания так и не удалось отстоять, и в сентябре в Троицком монастыре открылась смешанная гимназия, просуществовавшая, правда, недолго.

Учитывая обстановку, которая сложилась в обители, можно предположить, что местная епархиальная власть позаботилась о вывозе оттуда ценнейших предметов ризницы, в том числе и Евангелия XVI века. Тогда ли или несколько позже, но оно оказалось в минском кафедральном Петро-Павловском соборе. Так казалось надежнее.

Следующее документальное упоминание о Слуцком Евангелии мы находим в протоколах судебного разбирательства 1925 года по делу сокрытия церковных ценностей в минском кафедральном соборе. По этому делу проходили Минский митрополит Мелхиседек (Паевский), клирики и некоторые прихожане собора, обвиняемые в умышленном сокрытии соборного имущества во время изъятия церковных ценностей в пользу голодающих Поволжья в 1922 году. Следствие по этому делу было начато в августе 1924-го, когда в ГПУ поступили соответствующие сведения[22]. В процессе расследования выяснилось, что обвиняемые действительно были причастны к сокрытию целого ряда богослужебных предметов, среди которых упоминалось и Слуцкое Евангелие.

Накануне изъятия настоятель собора протоиерей Алексей Костюченко вместе с ключарем священником Антонием Киркевичем составили «новую опись ценностей собора», куда не внесли «предназначенные к укрытию ценности». Именно эту опись они и направили в Наркомфин. В приговоре Высшего суда читаем: «Перед самым изъятием Костюченко ведет лихорадочную работу по укрытию ценностей. Он совместно со священником Тиминским берет 2 массивных евангелия в серебряных окладах, одно из которых является по своей древности исторически ценным слуцким евангелием, упаковывает их в ящик и прячет одно в подвал, а другое — в тамбур»[23].

В заключительной части приговора суда говорилось: «Находящееся в соборе слуцкое евангелие, как не употребляемое при богослужении и имеющее особую историческую ценность, на основании инструкции об изъятии церковных ценностей, изъять из собора и передать в музей»[24].

Теперь мы знаем, что в Государственный музей Слуцкое Евангелие попало не ранее второй половины августа 1925 года.

Из материалов дела видно, что в 1922 году оно уже находилось в минском кафедральном соборе. Следовательно, возможная версия о его вывозе в Минск в связи с упразднением Троицкого монастыря в 1925 году отпадает. И еще одна деталь: Евангелие упоминается в серебряном окладе. Значит, в Минске его облачили в старинный оклад, хранившийся в Свято-Духовом монастыре. Но в музей, согласно имеющимся сведениям, Евангелие попало уже без оклада. Можно предположить, что после завершения суда серебряный оклад конфисковали в пользу государства вместе с другими предметами, скрытыми во время кампании изъятия церковных ценностей.

В 1929 году ввиду планов переноса столицы БССР в Могилев Слуцкое Евангелие, как и другие ценные экспонаты из Белорусского государственного музея, перевезли в Могилевский государственный музей. 22 ноября бывший директор Государственного музея В.Ю. Ластовский передал Слуцкое Евангелие вместе с другими ценными предметами сотруднику отдела фельдъегерской связи Полномочного Представительства ОГПУ по Белорусскому военному округу Луговцову, а тот, в свою очередь, в Могилевский музей.

В Могилеве Евангелие хранилось сначала в музее, а затем в местном обкоме партии в специальной комнате-сейфе. Могилевский обком размещался в здании бывшего земельного банка, поэтому там имелась специально оборудованная комната с массивными решетками на окнах и бронированной дверью толщиной 15 сантиметров, за которой имелась еще одна — решетчатая[25]. Именно здесь с другими ценнейшими музейными экспонатами, среди которых был и легендарный Крест Евфросинии Полоцкой, и находилось Слуцкое Евангелие, что лишний раз свидетельствует об огромной его значимости как одной из важнейших национальных реликвий.

В июне-июле 1941 года Слуцкое Евангелие вместе с другими предметами, хранившимися в комнате-сейфе, пропало. По одной версии, ценности захватили немцы, по другой — они пропали во время эвакуации в первый месяц войны. Известно свидетельство со ссылкой на могилевских старожилов о том, что в июне 1941-го в здание банка вошла группа людей в форме НКВД, которые открыли комнату-сейф ключом, сложили ценности в подготовленные заранее мешки и отбыли в неизвестном направлении[26].

Как бы то ни было, но в неразберихе начала войны следы Слуцкого Евангелия и других хранившихся с ним предметов теряются. Вместе с тем можно предположить, что никакой полноценной эвакуации из Могилева организовано не было. В июле 1941-го Могилевский государственный музей и его филиал сгорели вместе с экспонатами. Кроме музейных ценностей, власти не смогли организовать и вывоз важнейших архивных комплексов, которые в то время также были сосредоточены в Могилеве. Так погибла большая часть документов и научно-справочный аппарат Центрального государственного архива Октябрьской революции и социалистического строительства БССР. Та же участь постигла и фонды Центрального исторического архива БССР. И это несмотря на то, что все архивы с 1938 года находились в системе НКВД.

Нам довелось слышать историю, поведанную бывшему директору Национального архива Республики Беларусь В.Д. Селеменёву очевидцем, как в июле 1941-го пытались вывезти партийный архив, на что даже было выделено несколько грузовых автомобилей, и как жена одного из высокопоставленных партийных работников приказала выбросить из кузова папки с делами, чтобы освободить место для ее фикусов и дивана. А потом всё списали на немцев.

В «Списке разграбленных немецкими оккупантами культурно-исторических ценностей, хранившихся в Могилевском музее до Великой Отечественной войны» от 2 декабря 1944 года, который был составлен по памяти бывшими сотрудниками музея, под № 21 значится: «Евангелие рукописное, написанное князем Олельковичем»[27].

Известно, что на территории оккупированной Беларуси немцы вели археографическую работу: исследовали содержимое библиотек, отбирая рукописные, старопечатные и наиболее интересные новопечатные книги для вывоза в Германию. Дело велось неспешно. В самом конце войны отобранные немецкими специалистами книги в огромном количестве погрузили в специальный поезд и отправили на Запад. Но по дороге состав захватили советские военные и отправили книги в Минск с сопроводительной запиской: «Эти книги мы, фронтовики, отбили у немцев и отправили на Родину 25.III.1945 г. Германия за Одером. П. Янковский, старший лейтенант, Н. Фунтиков, лейтенант»[28].

О дальнейшей судьбе этого дара любопытнейшие воспоминания оставила Мария Андреевна Михальченко, работавшая в те годы в библиотеке Академии наук в Минске. «Возвращающуюся похищенную фашистами литературу, вынимая из вагона, складывали тут же на земле, а потом перевозили в здание библиотеки им. Ленина (была не совсем разрушена, как АН БССР и ее библиотека) и в вестибюль Дома правительства БССР. И там ее разбирали, отбирая со своими штампами. Директором библиотеки им. Ленина и по совместительству библиотеки АН был очень знающий литературу и библиотечное дело И.Б. Симоновский, заместителем — тоже старый работник библиотеки, работавший в библиотеке АН и при немцах», — вспоминала бывший библиотечный работник[29].

Всё особенно ценное в каком-либо отношении, что встречалось в разбираемой литературе, сразу же забирал директор для комплектации фонда редких книг и литературы. В первую очередь комплектовалась библиотека имени Ленина и ЦК КП БССР. Когда литература со штампами библиотеки Академии наук была отобрана, Симоновский решил вывезти ее из Ленинской библиотеки, чтобы освободить площади. Но, так как академическая библиотека еще не была восстановлена, он договорился о ее временном размещении в здании общежития университета. Многотысячный фонд перевезли. Когда кое-как было восстановлено здание библиотеки Академии наук, а университет попросил освободить нужное ему здание, пришлось снова складывать и перевозить литературу, при этом привлекать помощь со стороны. И когда спустя несколько лет было выстроено новое здание академической библиотеки, «туда в последний раз перевезли несчастную литературу». Штат библиотеки был небольшой, и ее работникам, помимо повседневных библиотечных дел, приходилось большей частью заниматься технической работой — собирать и разбирать. Когда спустя пять лет Симоновского освободили от директорства в академической библиотеке как совместителя, а его заместителя Сенько сняли «как участника в вывозе литературы АН фашистами», исполняющей обязанности директора назначили Марию Андреевну Михальченко.

При приемке библиотеки выяснилось, что никакой комнаты с редкой литературой в ней нет. А в запечатанной комнате оказалась неразобранная литература с разными штампами. Разбирать ее не было возможности, поскольку все сотрудники были загружены: получали обязательные экземпляры книг, изданных в СССР, составляли опись литературы, каталоги. Наступил 1952 год, когда директором библиотеки Академии наук был назначен работник аппарата ЦК КП БССР Ф.В. Степанюк, плохо знавший библиотечное дело, но зато прекрасно понимавший «линию партии». Обнаружив в запертой комнате религиозную литературу, он обвинил Марию Андреевну в ее умышленном хранении. Она вспоминала, как новый директор пошевелил ногой лежащие на полу грудой книги и спросил: «Это что — религиозная литература?» Затем скомандовал: «Сжечь!»

Приказ, к сожалению, был выполнен[30].

А ведь это были книги из тех, которые немецкие специалисты отобрали для вывоза в Германию, и они-то уж точно понимали их ценность. Причем увозили их, когда фронт уже надвигался на саму Германию, и для отступающей, находящейся на грани катастрофы немецкой армии на счету был каждый состав, каждый вагон, каждое перевозочное средство.

А теперь вспомним слова женщины, передавшей Слуцкое Евангелие, что оно было спасено «от» или «из» огня. И невольно закрадывается мысль: не от того ли огня, в котором в 1952 году погибли церковные книги из академической библиотеки, был спасено Евангелие, признанное сегодня национальным достоянием?! И не таким ли чудным образом проявился Промысл Божий в отношении народной реликвии?!

Дивны дела Твои, Господи!!!

Епископ Слуцкий и Солигорский Антоний,

кандидат богословия

[1] Серно-Соловьевич Ф. Ф. Древне-русский город Слуцк и его святыни. Исторический очерк с шестью гравюрами. – Вильна: Тип. А. Р. Сыркина, 1896. – С. 35.

[2] Там же. – С. 18–19.

[3] Игнатьев Р. Замечательные предметы из утвари Слуцкого Св.-Троицкого монастыря // Минские епархиальные ведомости. – 1878. – № 19. – С. 289–290.

[4] Серно-Соловьевич Ф. Ф. Указ. соч. – С. 35–36.

[5] Там же.

[6] Снитко А. Из Слуцкой старины // Минские епархиальные ведомости. – 1910. – № 12. – С. 159–161.

[7] Снитко А. Описание рукописей и старопечатных книг в Слуцком (Минской губ.) Тройчанском монастыре // Минская старина. Труды Минского церковно историко-археологического комитета. Вып. 2. – Минск: Электро-типография С. А. Некрасова, 1911. – С. 159–161.

[8] Церковное торжество в г. Бобруйске // Минские епархиальные ведомости. – 1916. – № 6. – С. 188–190.

[9] Рощина Т. И., Петрик И. Л. Возвращение Слуцкого Евангелия 1582 г.: исторический и юридический аспекты // Здабыткi: дак. помнікі на Беларусі / Нацыянальная бібліятэка Беларусі. Вып. 6. – Мінск: НБ Беларусі, 2004. – С. 54–66.

[10] Щеглов Г. Э. Степан Григорьевич Рункевич (1867–1924). Жизнь и служение на переломе эпох. – Минск: ВРАТА, 2008. – С. 298.

[11] В Слуцком Троицком монастыре // Минские епархиальные ведомости. – 1917. – № 12. – С. 214.

[12] Кривонос Ф., свящ. У Бога мертвых нет. Неизвестные страницы из истории Минской епархии (1917–1939 годы). – Минск: МФЦП, 2007. – С. 18.

[13] Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 796. Оп. 204. I отд. V ст. Д. 305-а. Л. 3–3 об.

[14] Там же. Л. 4–4 об.

[15] Там же. Л. 9.

[16] В Слуцком Троицком монастыре // Минские епархиальные ведомости. – 1917. – № 12. – С. 212.

[17] Там же. – С. 216.

[18] РГИА. Ф. 796. Оп. 204. I отд. V ст. Д. 305-а. Л. 14.

[19] Там же. Л. 8 об.

[20] Там же. Л. 16.

[21] О назначении еп. Феофилакта еп. Елисаветинским, викарием Тифлисской епархии // Минские епархиальные ведомости. – 1917. – № 21–22. – С. 115.

[22] Национальный архив Республики Беларусь. Ф. 4. Оп. 21. Д. 60. Л. 2.

[23] Документы обличают. Реакционная роль религии и церкви на территории Белоруссии. – Минск: Изд. «Беларусь», 1964. – С. 59.

[24] Там же. – С. 61.

[25] Орлов Владимир. Евфросиния Полоцкая. – Минск: Изд. «Мастацкая літаратура», 1992. – С. 143.

[26] Там же. – С. 149.

[27] Рощина Т. И., Петрик И. Л. Указ. соч. – С. 55.

[28] Прохоров Г. М. Судьба книг, отбитых у немцев // История и культура. Вып. 11. – Санкт-Петербург, 2013. – С. 272.

[29] Там же. – С. 272–274.

[30] Там же. – С. 274–275.

В цитатах сохранены исходная орфография и пунктуация.